По мере того, как мы беседовали, стало ясно, что проблема была в том, что он игнорировал ее: поздно ложился спать, выпивал и играл в азартные игры со своими друзьями; когда он приходил домой, он был шумный и ненимательный к ней, будил ее. Он мало времени проводил с семьей, а семейные деньги проиграл в азартных играх.
Это продолжалось большую часть их семейной жизни, несколько десятилетий. В тех семейных системах, в которых есть элемент насилия, продолжающиеся некоторое время, существует совместно созданный аспект динамики, который обычно связан с контекстом Поля.
На данном этапе она была очень зла, но они едва ли разговаривали друг с другом.
Я отметил, что одновременно с чувством боли от того, что он умер, возможно она ощутила бы облегчение. Она согласилась. В Gestalt нас интересует оба конца полярности.
Я спросил, что именно она хотела бы получить от меня. Она ответила, что некоторое водительство в том, что ей нужно делать.
Она также открыла мне то, что ее отец имел схожие черты: просиживал до поздна, играл в азартные игры. Это признак наличия поля.
Для меня было понятно, что это была серьезная, укоренившаяся и очень уязвимая ситуация.
Ее супруг доверился своей родственнице, которая впоследствии критиковала Бетину.
Пока она говорила об этом, она пощипывала себя. Поэтому я предложил ей "пощипать" свою родственницу и разместил перед ней подушку. Она упорно не соглашалась, пощипывая себя сильнее. Я немного напирал на нее, настаивая, чтобы она попробовала использовать для этих целей подушку, отметив, что это "просто подушка" и что в этом случае не будет никаких последствий. Это было непростой задачей для нее, но она сделала это, погрузив свои пальцы в подушку. Это то, что мы в Gestalt называем ретрофлексией - делать себе что-то, что предназначалось для других.
Я также попросил ее сказать что-нибудь. Но потом она открыла мне, что также другие его кровные родственники влезали в ее дела и критиковали ее. Поэтому я остановил процесс. Весь этот процесс раскрывал укоренившееся бессилие, недостаток поддержки и такую модель общения между разными поколениями, которая имела черты неправомерных отношений. Это не тот вопрос, который можно было бы решить, только лишь предоставив инструкции типа "просто не делай этого!". И количество требуемой поддрежки, которая была необходима, чтобы выйти из этой ситуации, казалось огромным и нереалистичным, чтобы предоставить ее в течение единственного сеанса - важно понимать наши ограничения, как терапевтов, и не пытаться сделать что-то, что дает ложные надежды.
Поэтому я повысил ее осведомленность, двигаясь в другом направлении. Я спросил ее, думает ли она, что все мужчины эгоистичны; но она ответила, что так не думает.Затем я отметил, что считаю мужчин немного эгоистичными. Она ответила: "ну, я это допускаю". Таким образом, она начинала брать на себя ответственность, при этом мне не нужно было "препятствовать ей".
Я взглянул на нее и сказал ей, что могу видеть, насколько она несчастлива. Это был момент встречи. Я не хотел пытаться спасти ее из этого места или исправить что-либо - в такой же мере я хотел, конечно, увидеть другую жизнь для нее.
Я сел рядом с ней в этом месте. Я назвал то, что я видел: сложилась ситуация, которая была схожа с опытом ее матери. Ситуация, которая продолжалась на протяжении десятилетий. Которая, казалось, становилась все хуже и хуже. И в которой она застряла, несмотря на то, что обладала некоторыми знаниями в области психологии.
Мы акцентировали депрессивную природу ситуации для того, чтобы не преуменьшать ее значение. Я не комментировал, не выносил суждения и не предлагал что-либо, но просто признавал ее наличие. Таким образом я мог видеть ее, и я сел рядом с ней, рассматривая то, что происходило в реальности.
В Gestalt мы назывем это "сидеть вместе с творческим вакуумом". Это не кажется чем-то творческим само по себе, но пока мы находимся вместе с этим, не погружаясь в это и не убегая от этого, может появиться что-то еще.
Она ответила: "Ну вот, мы закончили разговаривать, и я почувствовала небольшое облегчение". Я понял это и отметил, что фактически брака уже не существует. Так, что же теперь?
Я спросил на сколько процентов, по ее мнению, существует вероятность, что все изменится.
Я спросил, какие действия потребуются от нее для этого - здесь был ход для некоторых возможных действий.
Она ответила, что может найти способы быть счастливее. Это было хорошим знаком - субъективное решение для того, чтобы начать изменения.
Когда я попросил рассказать по-подробнее, она ответила, что может уделять больше внимания детям, но я заметил, что это как раз то, что она уже делала для того, чтобы справиться с браком.
Она назвала некоторые другие способы для нее стать счастливее. Но я хотел большее от нее: некоторые объективные действия, которые она может предпринять, чтобы изменить ситуацию.
Она рассказала, что он жаловался на то, что она больше не делала ему завтрак по утрам. Поэтому, очевидно, ему все еще нужна была какая-то забота, и он скучал по этому времени. Поэтому я спросил ее, какую именно "услугу за услугу" она могла бы попросить, если бы она сделала ему завтрак. Она ответила - время с семьей. Это звучало как хорошее начало: не слишком интимно, но являлось своего рода сигналом к чему-то иному. Я попросил ее перечислить, сколько бы она хотела и как часто. Затем я предположил, что она могла бы предлагать ему делать завтрак такое же число раз.
Я подчеркнул ей, что, если она собиралась создать новые отношения из пепла, это заняло бы несколько лет и ей потребовалась бы значительная поддержка в этом процессе.
В Gestalt мы довольны даже одним маленьким кусочком - интегрированным - за один раз.
В данном случае что-то возникло из вакуума, и все это появилось из ее действий, а не являлось результатом ее приглашения рассказать ей о том, что ей следует делать. Моим "водительством" было направить ее внимание, во-первых, на то, "что есть", а затем помочь ей приземлиться в появившемся образе того, для чего у нее действительно хватает энергии.
Комментариев нет:
Отправить комментарий