Case #86 - Почему такая толстая?

Лайла была полной. По шкале ожирения она была где-то по середине. Как это часто происходит, это не было тем, что она принесла непосредственно в терапию. Это было тем, что я заметил пообщавшись с ней в течение некоторого времени.
Вопрос веса является очень многогранным и непростым для женщин, и его не следует избегать в процессе терапии. Но над ним необходимо работать, используя чувствительность и заботу, а не с помощью тяжелой руки.
Лайла проявила интерес к тому, чтобы поработать над этим вопросом.
Я спросил ее, когда именно она начала прибавлять в весе. Она сказала, что в коллежде она иногда чувствовала голод, и у нее не было много денег. Поэтому когда ей удавалось поесть, она ела много. Но проявилось это спустя некоторое время.
Поэтому я стал допытываться снова, и она ответила, что прибавила в весе, после того как родила дочь, потому что ей необходимо было много есть в период кормления грудью. Однако ее дочери сейчас было уже 10 лет, а у нее все еще был избыточный вес.
Она скзала, что начинала есть, когда чувствовала тревогу, а беспокоилась она о том, что с ее дочерью может произойти что-нибудь плохое.
Она также сказала, что ей нравилось, когда во рту у нее что-нибудь есть все время, чтобы смаковать.
Все это открыло ряд возможных входов в проблему, но единственно действительно ясным казалось ее беспокойство. Однако все это проявлялось в довольно общем виде, и поэтому не было достаточно очевидным то, как это работало.
Я спросил ее, какую еду она ест, в каком количестве и сколько упражнений она делает. Все это очень приземленные аспекты данной проблемы. Из того, что она сказала, казалось, что она не потребляет гигантские количества, поэтому опять не было вполне понятно, что происходило.
Я начал с этого практического уровня и сказал ей, что для того, чтобы изменить что-нибудь, ей необходима была практическая поддержка на этих трех фронтах: качество ее еды, ее количество и насколько диета соответствует физической нагрузке.
Я подчеркнул, что поддержка является ключевым фактором, чтобы не пытаться решить эти вопросы самостоятельно.
Я спросил ее о питании - в каком количестве она получала эмоциональное участие в множестве областей ее жизни: работа, друзья, семья, хобби. Казалось, что она получала довольно много участия, поэтому то, как она питалась, не было ответной реакцией на недостаток в этом.
И все-таки подлежащая динамика не была очевидной. Я спросил о беспокойстве: у ее отца был некоторый страх того, что что-то случится с ней, и каким-то образом она переняла этот страх, который теперь присутствовал в ее отношениях с дочерью.
Это произрастало из Поля, и поэтому с этим нужно было работать на уровне поля. Однако прежде чем мы начали  это делать, она вдруг сказала: "ах, ну конечно, моя мать перекармливала меня, когда я была маленьким ребенком".
Она объяснила, что ее мать обычно запихивала еду в ее рот, и затем еще до того, как она все съедала, запихивала еще больше. Это происходило регулярно и ей очень это не нравилось.
Она расплакалась, когда рассказывала об этом, я выразил ей сочувствие и спросил, что она чувствует. Она ответила - злость.
Поэтому я попросил представить, как она говорит своей матери взрослым голосом то, что хотел бы сказать ей младенец - "С меня хватит, пожалуйста, перестань запихивать мне еду в рот".
Ей показалось трудным произнести это с энергией. Поэтому я предложил ей поставить ладонь, прикрывая свой рот, чтобы ничто не могло попасть в него. Это показалось ей сильным.
В качестве домашнего задания я предложил ей думать о своей матери каждый раз, когда она ела, вспоминать насильное кормление и следить за своей реакцией.
Такое сознательное ассоциирование с травмирующими событиями будет помогать ей выражать свое несогласие, вместо того, чтобы сообразовываться с беспомощным ребенком.